Доктор Яшвин усмехнулся косенькой и странной усмешкой и спросил так:
- Листок с календаря можно сорвать? Сейчас ровно 12, значит, наступнло
2-е число.
- Пожалуйста, пожалуйста, - ответил я.
Яшвин тонкими и белыми пальцами взялся за уголок и бережно снял верхннй
листок. Под ним оказалась дешевенькая страничка с цифрою "2" и словом
"вторннк". Но что-то чрезвычайно заннтересовало Яшвина на серенькой
страничке. Он щурил глаза, вглядывался, потом поднял глаза и глянул куда-то
вдаль, так что понятно было, что он видит только ему одному доступную,
загадочную картину где-то за стеной моей комнаты, а может быть, и далеко за
ночной Москвой в грозной дымке февральского мороза.
"Что он там разыскал?" - подумал я, косясь на доктора. Меня он всегда
очень интересовал. Внешность его как-то не соответствовала его профессии.
Всегда его незнакомые принимали за актера. Темноволосый, он в то же время
обладал очень белой кожей, и это его красило и как-то выделяло из ряда лиц.
Выбрит он был очень гладко, одевался очень аккуратно, чрезвычайно любил
ходить в театр и о театре если рассказывал, то с большим вкусом и знанием.
Отличался он от всех нашнх ординаторов, и сейчас у меня в гостях, прежде
всего обувью. Нас было пять человек в комнате, и четверо из нас в дешевых
ботинках из хрома с наивно закругленными носами, а доктор Яшвин был в острых
лакированных туфлях и желтых гетрах. Должен, впрочем, сказать, что
щегольство Яшвина никогда особенно неприятного впечатления не производило, и
врач он был, надо отдать ему справедливость, очень хороший. Смелый,
удачливый и, главное, успевающий читать, несмотря на постоянные посещения
"валькирии" и "севильского цирюльника".
Дело, конечно, не в обуви, а в другом: интересовал он меня одним
необычайным свойством своим - молчаливый и несомненно скрытный человек, в
некоторых случаях он становился замечательным рассказчиком. Говорил очень
спокойно, без вычур, без обывательских тягот и блеяния, "мня-я" и всегда на
очень интересную тему. Сдержанный, фатоватый врач как бы загорался, правой
белой рукой он только изредка делал короткие и плавные жесты, точно ставил в
воздухе небольшие вехи в рассказе, никогда не улыбался, если рассказывал
смешное, а сравнения его порою были так метки и красочны, что, слушая его, я
всегда томился одной мыслью: "Врач ты очень неплохой, и все-таки ты пошел не
по своей дороге и быть тебе нужно только писателем..."
И сейчас эта мысль мелькнула во мне, хоть Яшвин ничего не говорил, а
щурился на цифру "2" на неизвестную даль.
"Что он там разыскал? Картинка, что ли". Я покосился через плечо и
увидал, что картинка самая неинтересная. Изображена была несоответственного
вида лошадь с атлетической грудью, а рядом мотор и подпись: "Сравнительнан
величина лошади (1 сила) и мотора (500 лошадиных сил) ".
- Все это вздор, товарищи, - заговори... |
News
