За последние месяцы демократия добилась небывалого прогресса: выборы в Афганистане, Ираке и в Палестине; местные выборы в Саудовской Аравии; уход Сирии из Ливана; открытие президентских выборов в Египте и мятеж против авторитарных правителей в Кыргызстане.

Условия нечасто кажутся такими гибкими, а конъюнктура податливой. Эта желанная тенденция частично была вызвана политикой президента Джорджа Буша на Ближнем Востоке и ускорена его второй инаугурационной речью, которая вознесла прогресс свободы во всем мире до уровня определяющей цели внешней политики Америки.

Ученые мужи интерпретируют эти события как победу "идеалистов" над "реалистами" в дебатах по поводу американской внешней политики.

На самом деле, США, пожалуй, единственная страна, где слово "реалист" может использоваться как оскорбительный эпитет. Ни один серьезный реалист не должен заявлять, что власть служит оправданием самой себе. Ни один идеалист не должен утверждать, что для распространения идеалов власть не важна.

Настоящая задача состоит в том, чтобы найти баланс между этими двумя неотъемлемыми элементами политики.

Демократия не добивается прогресса, основываясь только на собственном импульсе. Обстоятельства важны так же, как и планирование. Выборы в Ираке и Афганистане стали возможными, благодаря военным победам Америки над Талибаном и Саддамом Хусейном; украинские выборы уходят корнями в крах Советского Союза и власти России в Восточной Европе; восстание в Ливане отразило изоляцию, в которой оказалась Сирия после распада СССР, а палестинские выборы стали возможными после смерти Ясира Арафата и поражения второй интифады.

А потому споры реализма с идеализмом обычно упускают главное.

Реалистическая школа не отражает важность идеалов или ценностей. Зато настаивает на осторожном, даже несентиментальном взвешивании баланса материальных сил, вместе с пониманием истории, культуры и экономики обществ, составляющих международную систему, – прежде всего, наших собственных.

Идеалистическая школа мысли не терпит добровольных ограничений. Она не обязательно отвергает геополитический аспект реализма. Но превращает его в призыв к крестовым походам во имя смены режима.

Хотя предписание смены режима кажется новой доктриной, она следует давнему прецеденту. Те же побуждения стояли за религиозными войнами 17-го века, войнами Французской революции 18-го и начала 19-го вв., Священным союзом, троцкистской версией коммунизма и современным мусульманским джихадом.

Реалисты судят о политике по способности упорно идти к цели по этапам, про каждый из которых можно сказать, что по абсолютным стандартам он несовершенен, но в отсутствие абсолютных ценностей за него бы не брались.

Служители идеализма отметают подобные ограничения; сосредотачиваясь на конечной цели, они отказываются от непредвиденных дискуссий о выполнимости планов с их неизбежным геополитическим компонентом.

Реалисты стремятся к равновесию, идеалисты – к трансформации. Именно поэтому крестоносцы обычно вызывают больше мятежей и причиняют больше страданий, чем государственные деятели.

Исключительность Америки, которая видит себя сверкающим городом на холме, всегда настаивала на том, чтобы представлять универсальные ценности, которые выше традиционного диктата национальных интересов.

В мире джихада, терроризма и распространения ОМУ президент Буш в своей второй инаугурационной речи выдвинул цель, которая стоит над интересами любой отдельной страны и которую различные общества могут принять, не беспокоясь о собственных интересах.

Он объяснил, что США добиваются прогресса на пути к свободе, а не ее конечного достижения в установленный срок, и что они признают историческую эволюцию, которая должна лежать в основе любого успешного процесса. Исходя из этого, реалисты и идеалисты должны вместе идти вперед.

При дальновидной приверженности задачам свободы необходимо помнить о следующих принципах:

Процесс демократизации не зависит от одного-единственного решения и не будет завершен в один прием. Выборы, какими бы желанными они ни были, – это лишь начало долгого пути.

Американцам нужно понять, что успех не означает окончание их участия, а, скорее всего, углубляет его. Ведь оказавшись вовлеченными, мы несем ответственность даже за те результаты, которых не ожидали.

Выборы не предоставляют однозначной гарантии демократического исхода. Радикальные организации типа "Хизбаллы" и ХАМАСа, похоже, освоили механизм демократии с тем, чтобы подорвать ее и установить тотальный контроль.

В странах, где необходимо заполнить вакуум и присутствуют американские силы, США обладают значительной возможностью влиять на события. Но даже в этом случае нельзя автоматически применять модели, сформировавшиеся за многие века в однородных обществах Европы и Америки, к этнически разнообразным и религиозно расколотым обществам Ближнего Востока, Азии и Африки.

В многонациональном обществе правление большинства означает постоянное подчинение меньшинства, если только оно не является частью сильной федеральной структуры или системы сдержек и противовесов. Добиться этого путем переговоров сторон, каждая из которых считает господство другой угрозой своему выживанию, – чрезвычайно непростая задача. Но она определит, насколько возможно добиться поставленных демократических целей в Ираке и, в меньшей степени, в Афганистане.

Ливан иллюстрирует другой аспект этих размышлений. Восстание, приведшее к выводу сирийских войск, свидетельствует о росте народного сознания, но также и об изменениях в стратегическом окружении.

С 1958 года международное вмешательство трижды – США в тот год, Сирия в 1976 и Израиль в 1981 – брало Ливан в кольцо, чтобы предотвратить вспышку насилия и рассудить христиан, суннитов, шиитов и друзов, составляющих политические слои страны.

Проверкой для США и международного сообщества будет, смогут ли они осуществить скоординированную политическую программу и мобилизовать иностранное присутствие, чтобы гарантировать, что споры больше не перерастут в насилие.

Ключ к будущему Ливана – это смесь стратегии и ценностей, объединение практического и идеалистического, а не упор на что-то одно в ущерб другому.

В Египте и Саудовской Аравии вакуум не реален, а потенциален. Мудрый курс должен пролегать между попытками преодоления стагнации и давлением, которое превратит существующие политические основы в соперничество радикальных фракций или победу одной из них. Курс, отклонившийся в ту или иную сторону, может превратить эти страны в Ахиллесову пяту всей ближневосточной политики.

Наконец, существует проблема политики в отношении таких стран, как Китай и Россия, которые до сих пор в своем переходе к глобализированному миру использовали политические традиции Запада лишь в незначительной степени, а то и вовсе от них отказывались.

Пока что путеводителем им служит собственная история и чувство национального самосознания. В какой степени и какими средствами Америка может повлиять на этот процесс? И в какую сторону?

Для осуществления задач свободы необходимо соотносить ценности демократической традиции с историческими возможностями других обществ.

Мы должны избегать опасности того, что курс, основанный на нашем национальном мнении, может вызвать усиление патриотических настроений в других странах и привести к появлению коалиции обиженных на попытки Америки добиться, как им кажется, гегемонии.

Стратегия по осуществлению задач свободы нуждается в достижении консенсуса, как в стране, так и за рубежом. Это покажет, используем ли мы возможность системных изменений или всего лишь участвуем в небольшом эпизоде.

inoСМИ.ru