"Терроризм" братьев Пресняковых идет в Нью-Йорке до 26 июня. ("Theatre Row", на 42-й улице). Спектакль получил большую, хоть и не всегда восторженную, прессу (именно спектакль – саму пьесу хвалят единодушно). А братья Пресняковы – Олег и Владимир – появились ненадолго в Нью-Йорке, и мне удалось с ними поговорить. В ответах братья дополняли друг друга, так что мы не всегда выделяем, кому именно принадлежит та или иная реплика. Начали мы с их реакции на нью-йоркский спектакль.

— Мы рады увидеть свою постановку на нью-йоркской сцене. Американский театр был для нас мифом и только сейчас стал реальностью. Нам показалось, что мысли, содержащиеся в нашей пьесе, воплощены на сцене, и сделано это динамично. У спектакля очень хороший ритм, хорошая актерская работа. Постановщики – очень профессиональные люди, интересно работающие в театре, и у нас с ними был тесный контакт.
К сожалению, в последнее время у нас очень плотный график – наши пьесы так много ставят, что не всегда есть возможность долго быть на одном месте и помогать актерам. Но мы переписывались и перезванивались.

Может быть, стоит разделиться? Один едет в Мадрид, другой – в Нью-Йорк.

– Нам это предлагали. Но когда мы работаем, мы должны быть вместе.

Как возник замысел "Терроризма"?

— Олег.: Пьеса была задумана до 2001 года, в момент смены столетий. В такие моменты обычно ощущение страха и нестабильности. Возможно, это повлияло на структуру нашей пьесы. Она достаточно сложная: смещенное время, герой попадает в заминированный аэропорт – в ситуацию коллапса – и совершает внутреннее путешествие. Мы были заворожены идеей внутреннего путешествия, когда человек может заглянуть в себя и лучше понять то время, в котором живет. Пьеса писалась достаточно легко и быстро, сцены выстраивались друг за другом.

Сложилась картина, сложился образ главного персонажа и сопутствующих ему, и нам показалось, что именно в таком виде это и можно сделать. Я пытаюсь сейчас описать творческий процесс, хотя это очень трудно: во время работы наша жизнь была организована совсем по-другому. Наш текст рождается из диалогов.

Так я и подумала. Особая естественность диалога – это наверное от многолетней привычки говорить друг с другом. Но вы по образованию филологи. Откуда пошло желание заниматься филологией?

— О.: Сначала был естественный детский интерес к литературе.

Не думаю, что у всех детей есть "естественный" интерес к литературе. Наверняка что-то было в семье, в окружающей среде…

Владимир: – Была любовь к придуманному миру, к другой реальности. Мама любила нам рассказывать сказки и истории, которые она сама и выдумывала. Ее слушать было очень интересно, и возникала мысль о том, что когда-нибудь буду сочинять и сам.

О.: – Постепенно пришли книги, литература. Мы поступили на филологический факультет университета и стали профессионально заниматься литературой. У Володи этот интерес в дальнейшем распространился на сферу психологии, и он закончил аспирантуру на кафедре психологии. Литература и психология – две очень близкие сферы. Литература помогает психологии.

Я знаю, что ваша пьеса вызвала очень большой интерес и была сразу поставлена во МХАТе. Но вы жили в Екатеринбурге. Как о вас узнали в Москве?

О.: – Это произошло "вдруг". Я только-только написал диссертацию, у меня был курс, были студенты. Володя тоже заканчивал аспирантуру и дописывал диссертацию. Но в какой-то момент нас очень увлекло написание пьесы, драматургического текста.

В.: – В том, что нас заметили, сыграла роль такая мощная фигура, как Олег Павлович Табаков, художественный руководитель МХАТа. Современная драматургия не так часто попадает на главную сцену России. Литература, в которой звучит язык современной жизни и улицы, действуют герои, проживающие те же ситуации, что и каждый из нас, – все это не очень привычно для русской сцены сегодня. Здесь был очень важен авторитет Табакова. Он пригласил в театр нас и молодого талантливого режиссера Кирилла Серебренникова.

Наш текст действительно что-то сдвинул. Театральные критики и зрители стали больше обращать внимания на современную драматургию. Хотя стоит отметить и то, что театральная критика в России еще не совсем привыкла к тому, что ей предлагают. Мы, как люди работающие в университете, понимали, что должно прийти поколение, которое в университете уже успело чему-то научиться, которому дали основы того, как интерпретировать и анализировать современный текст. Но многим все еще трудно приспособиться к новому, поскольку они получили образование в прошлом.

Наша пьеса очень много идет на Западе, и мы много общаемся с западными критиками, читаем рецензии. На Западе люди, занимающиеся театром, достаточно раскрепощены, они не проводят жесткой грани между старым и новым.

Как режиссеры других стран "прочли" эту пьесу?

О.: – Все постановки, а мы видели уж 26, – разные, и мы очень этому рады. Мы еще не видели двух похожих постановок "Терроризма". Мы ценим такое качество, как умение удивлять и удивляться. И когда мы смотрим свою собственную постановку и при этом можем чему-то удивиться, это хорошо. В каждой стране пьеса получает новый поворот, и мы сами начинаем понимать о ней больше.

Московская постановка была очень метафоричной, что в принципе свойственно стилистике режиссера Кирилла Серебренникова. Он поставил и другую нашу пьесу, тоже во МХАТе. Там тоже просматривалась большая дистанция между спектаклем и реальностью.

В.: – В Мадриде была очень интересная постановка, за которую молодой режиссер даже получил национальную премию. Спектакль был сделан в технике Михаила Чехова. Это было очень важно и очень необычно, критики вспомнили у Гоголе, и мы чувствовали, что в Испании тоже "срабатывают" типы русского характера и русской ментальности.

С другой стороны, это был испанский текст. Иностранцы часто говорят нам о том, что если бы они не знали о нашем русском происхождении, то думали бы, что пьеса написана их соотечественниками. Нам об этом говорили и в Лиссабоне, и в Норвегии, и в Швеции.

О.: – Нас часто спрашивают: "Вы, наверное, жили в нашей стране и поняли, в чем особенности нашей жизни, поэтому у вас получилась такая актуальная для нас пьеса?". Приходится объяснять, что мы живем в России и больше нигде не жили.

В.: – Наверное, в наших текстах есть нечто общечеловеческое.

Пьеса "Терроризм" близка представителям даже достаточно спокойных стран – Португалии, Норвегии, Швеции. А с другой стороны – Испания, США, Англия – страны, прошедшие через трагические события, где люди были очень напряжены, и власти говорили о том, что угроза теракта весьма вероятна. После выхода спектакля английская пресса писала, что текст нашей пьесы актуален как для Москвы Путина, так и для Лондона Блэра. В пьесе есть универсальный момент, а постановки – разные. В Норвегии постановка очень вдумчивая, медлительная, напоминающая стилистику фильмов Тарковского. В Германии – совсем другой театр.

Наверное, минималистский…

— Да.

Несмотря на название "Терроризм", речь в пьесе идет о терроризме в гораздо более широком смысле, о терроризме психологическом, которому мы подвергаемся сами и подвергаем своих близких ежедневно и каждую минуту. Но что было дальше, после "Терроризма" и его успеха?

— Мы стараемся ко всему относиться спокойно. Мы знаем истории, когда человек делает что-то, и вдруг на следующий день его жизнь кардинально меняется. Но мы живем с теми ощущениями, с которыми жили всегда. Возможно, нам это помогает.

Не мешают ли поездки на все новые постановки и обилие новых впечатлений творческому процессу, концентрации на внутреннем мире, воображению?

— В.: Наверное, наоборот, помогают. Всегда есть возможность "забросить" себя во внутреннюю реальность, даже если находишься в сутолоке и в дороге. В последнее время мы очень много пишем в самолете, поскольку именно в самолете проводим много времени. Мы много общаемся, произносим диалоги, текст складывается в голове. Нам вовсе не хотелось немедленно написать что-то еще в духе "Терроризма". Нам хотелось реализовать другие наши идеи.

— О.:И мы это делали в своем режиме. Но в Лондоне наши пьесы пошли друг за другом. После "Терроризма" – "Изображая жертву". Когда мы обсуждали с театром постановку "Терроризма", нас спросили: "Что вы сейчас делаете?". Мы ответили, что пишем пьесу, главный герой которой выбрал для себя очень необычную профессию: он изображает жертву во время следственных экспериментов. Молодой человек устроился на такую работу. В театре очень заинтересовались нашим замыслом, и пьеса вскоре пошла в Лондоне.

— В.: Еще раньше она попала на Эдинбургский фестиваль, активно ездила по Англии. Потом ее поставил в Москве на сцене МХАТа Кирилл Серебренников. Это одна из лучших его работ. Она была также представлена в Португалии, в Национальном театре Лиссабона. У многих театров есть планы ставить ее. В герое этой пьесы увидели новый театральный образ, человека, к которому интересно присмотреться, поскольку у него существует свой подход к жизни, своя интерпретация жизни. Как нам кажется, такой тип сознания свойствен сейчас именно молодым людям, причем не только в России.

Откуда этот выбор у вашего героя – изображать жертву? Насколько его новая профессия меняет его мышление?

— Скорее всего, в этом выборе реализовался его взгляд на жизнь, его попытка каким-то образом "расшатать" жизнь, в которой все люди не живут, а исполняют роли. Родители играют роль родителей, девушка играет роль девушки. Он воспринимает мир старших как игровой. Может быть, ему захотелось вывернуть его наизнанку.

— Да, это попытка "вывернуться", не прижиться в этом мертвом мире, попытка сделать себе прививку. Когда он изображает жертву – мертвое тело, то понемножку "прививается" от смерти. Мы говорим о мрачных вещах, но в пьесе много юмора. Для русской сцены это не совсем привычно – говорить о серьезных вещах с иронией. На наш взгляд, сам процесс размышления благодаря иронии становится более живым. Ирония создает художественно-эстетическую дистанцию, которая должна иметь место. Человек должен уметь посмотреть со стороны на все, что происходит. В этом благотворная роль искусства – помочь человеку отстраниться и взглянуть на жизнь с иронией. Конечно, наши российские критики все еще ждут серьезного пафоса.

— Хотя большинство людей живет без всякого пафоса, с иронией, шутками и анекдотами, что скрашивает их бытие.

Американский театр вас разочаровал или очаровал?

— Точно, что не разочаровал. Мы считаем, что театр должен быть разным. Мы спокойно относимся к тому, что некоторые постановки рассчитаны просто на отдых и удовольствие. Есть постановки, где от зрителя требуется усилие. Такой театр тоже должен быть.

— Мы в Нью-Йорке общались с театральными людьми, посмотрели много постановок. Было очень интересно. Театральный Нью-Йорк – это многообразие вкусов и стилей. Бродвей ориентирован на развлечения, другие театры ставят серьезную драматургию. Здесь нет рамок, и это очень хорошо, поскольку создает плотную, насыщенную жизнь. В Москве тоже сейчас появляется возможность работать в разных стилях и традициях. Но в России люди все еще приходят в театр для того, чтобы размышлять.

— Флагман – это, конечно, МХАТ им. Чехова, где Олег Табаков пытается делать все сразу. Во МХАТе три сцены, на новой сцене идут экспериментальные пьесы. Но такого разнообразия, как в Нью-Йорке, конечно, нет. Если говорить о провинции, то там совсем слабо.

Где в России идут ваши пьесы и изданы ли они?

— К сожалению, в России наши пьесы еще не изданы. Они переведены на многие языки, даже на португальский, а на русском издания пока нет. Но ставят нас в России много. "Изображая жертву" и "Пленные духи" идут в Петербурге в театре "Балтийский дом". Во МХАТе им. Чехова идет "Воскресенье-супер" по мотивам романа Льва Толстого. В апреле в Москве даже проходил фестиваль наших пьес: несколько московских театров собрались и поставили. Нам удалось также привезти в Москву венгерскую постановку "Терроризма".

Тогда же мы выпустили в Москве свой первый роман: "Убить судью. Часть первая". Там забавный сюжет. Несколько молодых людей в маленьком провинциальном городе смотрят чемпионат мира по футболу. Наша национальная сборная терпит поражение, как это часто происходит. Но на этот раз она терпит поражение из-за ошибки судьи. Молодые люди решают наказать этого судью. В один вечер они меняют свои жизненные планы и решают поехать за границу, чтобы найти там этого судью и отомстить. Сюжет очень динамичный. Нам казалось важным через такой сюжет выразить идеи и взгляды поколения, живущего сейчас в России.